Немного о числах и “шансах”, в продолжение темы, которой вы коротко коснулись ранее. Скажем, когда речь заходит о компьютерах и шахматах, то большинство людей лишь сбивается с толку рассуждениями вроде такого: «Шахматы – ведь это всего лишь 64 клетки и 32 фигуры. Сколько времени займёт у машины рассчитать всё до конца, как это уже случилось с шашками?».
Люди просто не могут понять, что общее число возможных ходов в шахматах согласно классической работе Шеннона, опубликованной в 1950-м году, равно 10 в 120-й степени. А это довольно-таки большое число. Ведь считается, что ориентировочное число всех атомов в наблюдаемой Вселенной равно лишь 10 в 78-й степени.
Вот почему шахматы так далеки от решения их компьютером. Впрочем, закон Мура (прогноз сооснователя Intel Гордона Мура о том, что количество транзисторов на кристалле в микросхеме будет увеличиваться каждые два года – Adelante) был достаточно хорош, чтобы предсказать, что с практической точки зрения шахматы будут решены менее чем за 50 лет. И действительно, сейчас компьютеры способны обыграть (и обыгрывают) практически любого шахматиста.
Можете ли вы объяснить, что заставило вас утверждать, будто 37-й ход второй партии матча с Deep Blue не мог быть сделан компьютером? Считаете ли вы до сих пор, что IBM-овцы мошенничали в том матче?
(Речь идёт о следующем эпизоде:
r1r1qbk1/6p1/p2n1p1p/1pBPpP2/PPp5/2P4P/R1B2QP1/R5K1 w - - 0 35
35. Bxd6! Bxd6 36. axb5 axb5 37. Be4!! вместо захода ферзём на 36-м или 37-м ходу на b6, что позволяло выиграть материал, но давало чёрным контригру - Adelante)
Понимаете, как обстояло дело… Я высказал свою точку зрения, они – свою, и, вероятно, мы могли бы прийти к какому-то определённому выводу касательно истинности наших утверждений. Проблема заключалась в том, что после матча они демонтировали Deep Blue и я сказал тогда: «Они убили единственного пристрастного свидетеля».
(смех)
Это всё та же тема, которой вы коснулись ранее, говоря о моей статье: человек против машины и человек плюс машина. Раз уж зашла речь о той партии: я тогда высказал предположение, что было некое вмешательство со стороны, человеческое вмешательство, и я до сих пор придерживаюсь этой точки зрения. Люди порой спрашивают меня: «Что вы имели в виду? Был ли это сильный шахматист? Может быть, Анатолий Карпов?» В сущности, это лишь показывает, что основная масса людей не понимает природы возможного вмешательства.
Например, играется партия между двумя компьютерами. Один-два «человеческих» совета могут изменить все. Хотя и не существует шахматиста, способного конкурировать по точности с машиной, тем не менее мы можем высказывать интуитивные (стратегически) суждения, чтобы быть уверенным, что машина не ступит на ложный путь.
И другой вариант. Играют два человека; один или два компьютерных «совета» также могут быть решающими. Даже намёк на то, что в позиции есть комбинация может изменить всё. Помню, как давным-давно, в 96-м году я играл в супертурнире с нынешним чемпионом мира Вишванатаном Анандом. Мне казалось, что моя позиция выигранна, я видел решающую комбинацию, но поскольку она была слишком длинной, то я около получаса пытался всё посчитать: ход туда-ход сюда… Чуял запах крови, но в конце концов решил пойти по более безопасному пути, который также сохранял перевес.
После партии мой тренер спросил, почему я так сыграл. Я ответил, что не мог рассчитать всего. А машина уже тогда, в 96-м, сразу показывала, что данное продолжение выигрывает! И даже намёк на то, что данный путь – верный, мог бы заставить меня копнуть чуть глубже и найти правильное решение.
(Вот эта позиция:
r2q1rk1/5p1p/p2p1bp1/4pn2/2B5/7R/1PPQ1PPP/2B2R1K w - - 0 20
Каспаров обдумывал здесь 20. g4 - кстати, не факт, что это продолжение действительно выигрывало - а сыграл в итоге 20. Bd5 и партия закончилась вничью - Adelante)
Теперь о том, что произошло во второй партии, и почему я высказывал потом претензии. Основная проблема – в дефиците информации о Deep Blue, потому что, как я уже сказал, они демонтировали её после матча. Позднее партии нашего матча анализировали другие компьютеры, более слабые в плане силы расчёта, но не уступающие Deep Blue в плане, так сказать, «понимания» и эти проверки показали, что Deep Blue не представляла из себя ничего особенного.
И сделанный чрезвычайно сильный позиционный ход (вместо выигрыша трёх пешек, что давало решающее материальное преимущество), был чрезвычайно маловероятным для компьютера такой силы. Всё, что я хотел увидеть, так это логи. Они ни разу не предоставили логи.
Похожие вещи происходили и в пятой партии. Но всё же это была и моя ошибка, потому что я приложил недостаточно усилий, чтобы обеспечить соблюдение правил честной игры. Недавно, между прочим, было интересное интервью с одним из «секундантов» Deep Blue. Испанский гроссмейстер Мигель Ильескас в интервью журналу New in Chess рассказал ряд вещей о том матче, которые могли бы быть использованы как косвенные доказательства в пользу моей теории. Даже тот факт, что по просьбе команды IBM сменили охранников рядом с моей комнатой, убедившись, что эти охранники понимают русский язык и, соответственно, мои разговоры с тренером.
Они делали всё чтобы победить. Определённые вещи, случившиеся в матче, говорят о многом… Даже тот факт, что они знали, какой дебют я разыграю в последней партии матча. Они, вероятно, «случайно» угадали дебют, который я ни разу не применял до матча и ни разу не применил после него.
(смех)
Их акции подскочили на 22% за пару недель. Они очень хотели победить, а для меня это было нечто вроде научного или социального эксперимента, поэтому я и предложил провести «решающий» матч, после того, как выиграл первый, состоявшийся в Филадельфии. Они выиграли второй матч и, как я уже говорил, немедленно разобрали компьютер. Это был дурной знак.
(далее ведущий и Гарри Каспаров обсудили вопросы терминологии: ведущий утверждал, что IBM можно обвинить в читерстве, а ГК говорил, что предпочитает быть более осторожным в высказываниях, чтобы не давать повода к судебным преследованиям – Adelante)
А что могло бы ясно выявить, привлекалась ли помощь человека или нет?
На больших игровых сайтах, например, playchess.com сейчас есть так называемый античитерский контроль. Вы можете определить посторонее вмешательство, если знаете достаточно много про алгоритмы принятия решений и про приоритеты программы. Ведь каждая программа, в конце концов, оперирует своими заранее предопределёнными системами приоритетов, таких, например, как «безопасность короля».
Таким образом, если вы понимаете более или менее алгоритм принятия решений, то сразу почувствуете посторонее вмешательство. Я говорил 10 лет назад, что нужно 15-20 партий, чтобы идентифицировать игровой стиль программы, Фриц это, Джуниор или ещё какая-то программа. Иногда в игре бывает какой-то интуитивный элемент, когда жертвуется материал и действуют факторы, превосходящие фактор материального преимущества. Но в 1997-м году подобное было просто невозможно. Так что со стороны машины это было весьма щедро - отказаться от материального преимущества в пользу позиционного решения. Я в это не верю.
Как много времени нужно тратить на принятие решений за доской?
Я – шахматный пенсионер, мой опыт – пятилетней давности, потому что я уже не играю в шахматы профессионально. Играя в шахматы, вы постоянно ограничены временем на обдумывание. У вас есть лишь 2 часа на 40 ходов или, скажем, полчаса на целую партию, поэтому вы знаете точно сколько времени вам отведено на принятие решений и должны приспосабливаться. Конечно, если вы играете в блиц или рапид, то должны понимать, что жертвуете качеством принятия ваших решений, чтобы быть уверенным, что не проиграете по времени.
Как я указывал в своей книге «Шахматы как модель жизни», любое решение, принимаемое вами в жизни, содержит следующие компоненты: материал, время и качество. И поскольку материал и время – вещи достаточно понятные, то качество становится тем фактором, который мы должны приспособить к нашей обычной системе принятия решений. Кому-то удобнее мелочно контролировать каждый шаг подчинённых, а кто-то получает удовольствие просто от созерцания конечного результата. Это всё очень индивидуально. Поэтому я не думаю, что существует некий универсальный совет о том, сколько времени тратить на принятие разумных решений. Некоторым нужно делать это быстрее, потому что они тратят больше времени, ходят, так сказать, кругами. Кому-то нужно больше времени, потому что им хочется рассмотреть картину во всех деталях. Это абсолютно индивидуально, как ДНК или отпечатки пальцев.
Каков наилучший путь для того, кто не может посвятить свою жизнь шахматам целиком, но желает совершенствовать свою игру?
Контрвопрос. Если вы не можете посвятить жизнь шахматам – зачем вам улучшать игру?
(смех)
То есть, я так понимаю, это просто для того, чтобы побеждать соседа, производить на кого-нибудь впечатление или угнаться за своими детьми. Я не знаю, как много времени у вас есть на занятия шахматами, но сейчас, когда есть компьютеры, то очень многое можно сделать без чтения книг. Но какие-то ограничения всё равно есть: слишком уж много в наши дни детей и взрослых, которые могут уделять шахматам массу времени. Так что конкурировать будет непросто.
Итак, вы были самым молодым чемпионом мира по шахматам в 22 года…
Да, был.
Но чемпионом мира по шахматам в 21 год стать не смогли… Можете ли вы рассказать, что происходило вокруг того матча?
А, вы имеете в виду, что не в 84-м? Это было так давно. Как вы помните, я сильно отставал в счёте: проигрывал 5:0, Карпову оставалось выиграть всего одну партию, чтобы сохранить титул. Он не смог выиграть эту единственную партию. В конце концов я выиграл ещё три партии, догнал его. В этот момент матч был прерван и начался снова через семь или восемь месяцев.
Это было явное вмешательство со стороны советских чиновников. Они просто посчитали, что для Карпова продолжение матча стало бы чрезмерным испытанием. Мне это не нравилось, а официальное решение, принятое ФИДЕ чётко показало, что Карпов был с ними согласен.
В конце концов я выиграл титул, а тот матч стал для меня большим уроком, потому что, вероятно, наложил серьёзный отпечаток на мой характер. Отставая в счёте, потеряв всякую надежду, выжить и в итоге победить Карпова восемью месяцами позже – это дало мне понять, что нет ситуаций в жизни, где нужно сдаваться. Это был прекрасный урок. Поэтому я благодарен Карпову за помощь, за то, что он помог моему характеру стать крепче.
(смех, апплодисменты)
Что вы можете сказать о своём росте, как шахматиста? В 23 года вы были лучшим шахматистом в мире. Стали ли вы сильнее в 30 лет? А в 40 лет? Когда вы покинули шахматную сцену – играли ли вы сильнее, чем когда-либо до того? Расскажите немного о том, достигли ли вы в какой-то момент своего пика и об обстоятельствах, сопутствовавших росту.
Я всегда предельно осторожен, когда меня просят сравнивать шахматистов разных эпох. Вы просите меня сравнить Гарри Каспарова 1985-го года с ним же образца 1995-го и 2005-го годов. Моя профессиональная карьера может быть поделена, вероятно, на несколько этапов. Я в настоящее время пишу книгу о своих лучших партиях, работаю сейчас над четвёртым томом. Вот почему я, наверно, так сентиментален, когда речь заходит о тех днях.
Я считаю, что в моей карьере было два пика. Один случился в конце 80-х, в 89-м году, когда я побил рейтинг-рекорд Фишера, 2785, который, казалось, будет держаться ещё очень долго. Я пересёк отметку в 2800 и даже сейчас не так много шахматистов, повторивших это моё достижение, может, трое или четверо. Но в то время, когда не было других шахматистов «за 2700» кроме Карпова - это было действительно большое достижение.
Затем был неизбежный спад в моей карьере, в начале 90-х я столкнулся с новым поколением игроков. Это стало для меня самым большим вызовом, потому что я смог возглавить и это, следующее поколение. Такого, вероятно, не случалось ранее и, наверно, это было причиной, удерживавшей Фишера вне шахмат: он не был уверен, что сможет обыграть Карпова в 1975-м.
Второй пик пришёлся на 1999-2000 гг., я побил свой же рейтинг-рекорд, установив планку рейтинга в 2851, которая и до сих пор служит ориентиром для лучших шахматистов мира. Затем я проиграл матч на первенство мира, что было тоже, пожалуй, неизбежно, потому что хотите вы того или нет, но на подсознательном уровне любого человека со временем охватывает самоуспокоенность. Когда в какой-то определённый момент кажется, что уже всё понято, то теряется целеустремлённость. И не хочется никаких изменений. И если вы сами не хотите нарушать этот спокойный ход вещей, то другие люди сделают это за вас.
(смех)
Такое случается с каждым. И это был последний вызов для меня. Не знаю, в курсе ли вы или нет, но я проиграл матч Крамнику не потому что находился на спаде: я проиграл матч посреди своей самой длинной победной серии в турнирах. Я выиграл 10 турниров и находился ровно в середине серии.
После проигрыша матча я выиграл ещё несколько турниров топ-уровня, а затем случилось неизбежное, то, что может быть просто заложено в человеческую природу. В определённый момент утрачивается страсть к открытию новых горизонтов. Ведь шахматы для меня не были просто вопросом победы или поражения (как для IBM, например) – я хотел что-то изменить, сделать что-то новое. Я хотел внести свой вклад в игру. И в какой-то момент осознал, что сделал даже больше, чем мог когда-либо представить, поэтому в 2002-2003-м гг. я мысленно готовился взяться за что-то новое.
Когда-то мы верили, что если сможем создать компьютеры, которые будут играть в шахматы или сдадут тест Тьюринга, то получим ценную информацию о том, как мыслит человек. Мы ошибались. Есть ли что-то, что может вдохновить нас создавать машины, которые будут действительно разумны?
Да. Практические шахматы были решены, по сути, совершенствованием скорости вычислений, поэтому не было большой нужды в поиске какого-то иного пути. Но я верю, что шахматы – это уникальное поле для объединения машинной мощи и людских способностей. Мы хороши в чём-то, что не даётся машинам и наоборот.
Например, парадокс Моравека (сложный мысленный эксперимент в квантовой механике, предложенный Гансом Моравеком - Adelante). Объединив человеческую интуицию с грубой силой машинного расчёта, шахматные компьютеры, смогут оказать помощь тем, кто работает над этой и другими задачами.
У меня вопрос об интуиции и шестом чувстве. Полагаетесь ли вы на шестое чувство, принимая шахматные решения? И, как вы считаете, шестое чувство существует?
Да, существует.
Насколько значительную роль оно играет?
Я считаю, что это самое ценное человеческое качество. Да, мы живём в такое время, когда считается необходимым сначала прикоснуться к чему-либо перед тем, как высказывать своё мнение об этом предмете. Я думаю, что интуиция похожа на любой мускул. Люди, которые ходят в тренажёрные залы развиваются физически. То же и с интицией.
Нужно учиться доверять своей интуиции. На мой взгляд, мы недооцениваем интуицию по той причине, что принятие интуитивных решений слишком рискованно. И, нравится нам это или нет, но мы живём в рамках культуры, негативно относящейся к риску. Интуитивное решение часто не может быть объяснено в рамках того, что требует корпоративная культура или члены вашей семьи. На мой взгляд, добавив интуицию к процессу принятия решений, мы можем значительно улучшить получаемые результаты.
Насколько важна психология в шахматах? Например, игра против конкретных слабостей противника. Какие ограничения это накладывает на компьютеры?
Психология – важнейший элемент в любой игре между двумя индивидуальностями, потому что мы знаем о существовании сильных и слабых сторон у наших противников. Просматривая партии можно анализировать эти потенциальные слабости и если перед нами два сильных игрока, встречающихся в матче, то победителем скорее станет не тот, кто подойдёт к матчу с новыми идеями, а тот, кто сможет направить игру в то русло, где его сильные стороны будут более заметны, а слабые – скрыты. Это похоже, если использовать средневековую метафору, на борьбу кавалерии с пехотой. Если у вас есть кавалерия, то вы ищете боя в долине. Если боретесь против кавалерии, то стараетесь дать бой в холмистой местности.
Это создание обстановки, где ваши сильные стороны проявятся с наибольшей силой. Когда я играл с Анатолием Карповым, то мы были одинаково хороши практически во всём, но всё же я был более динамичным шахматистом, а он – стратегом. И было очень важно направлять партию в то русло, которое соответствовало бы моему игровому стилю больше, нежели его.
Это работает даже против компьютеров, которые и в наши дни имеют свои слабые и сильные стороны. И если вы поймёте, какие именно стороны у компьютера слабые, то это поможет вам разработать стратегию борьбы, которая будет максимально неприятна для этого конкретного компьютера.
(смех)
Потому что машина, как бы странно это не звучало, имеет свою «индивидуальность», которая сильно зависит от тех, кто сидит за компьютером. Поэтому некоторые машины играют в более агрессивные шахматы, некоторые – в менее агрессивные. И я не знаю, ирония это или нет, но компьютеры, сделанные в Израиле более агрессивны, чем немецкие.
(смех)
Как вы избегаете ошибок и поддерживаете высокое качество игры много партий подряд?
Забудьте о том, чтобы избегать ошибок. Если мы не делаем ошибок – значит, мы уже умерли. Совершение ошибок – нормальная часть процесса принятия решений, хотя в обычной жизни мы стремимся ограничить количество ошибок. В первую очередь нужно победить страх. Чем меньше вы боитесь совершить ошибку, тем меньше шансов, что вы её таки совершите.
Большинство ошибок имеют психологическую природу и вы просто не показываете всего на что способны, чтобы принять правильное решение. Я считаю, что одним из важнейших факторов, определяющих успех конкретного игрока в длинном матче, является твёрдость, уверенность в принятии решений.
Что касается физического состояния, то когда я профессионально играл в шахматы, то тратил массу времени на тренировки, потому что верю, что физические кондиции важны для поддержания психологии на правильном уровне. Хорошая физическая форма всегда помогала мне чувствовать себя уверенней.
Считается, что выдающиеся шахматисты обладают каким-то особенным талантом. Какой, на ваш взгляд, вклад в общий успех шахматиста таланта, а какой – тяжёлой работы и практических выступлений?
(пауза)
Это довольно сложный вопрос... Чтобы стать чемпионом мира нужен исключительный талант. Одного таланта может быть недостаточно, но талант обязательно должен присутствовать, чтобы стать первым номером или хотя бы войти в пятёрку сильнейших. Я не могу чётко указать уровень, до которого нельзя добраться таланта не имея, но, конечно, есть уровень, которого можно добиться, обладая заурядными способностями. Некоторые чрезвычайно одарённые шахматисты так никогда и не стали чемпионами мира, потому что это требовало характера, немного везения и наличия способности к упорной работе. Но как бы упорно вы не работали талант - всё равно условие номер один, чтобы стать лучшим в мире или одним из лучших.
Вы говорили сегодня уже о том, как компьютеры помогают изучению шахмат. Как затрагивает прогресс компьютеров игру новых поколений шахматистов на высшем уровне?
Вероятно, появление новой компьютерной ментальности было неизбежно. В наши дни 12-13-летний подросток знает больше о шахматах, чем Бобби Фишер в 1972-м году просто потому что этот подросток умеет пользоваться мышкой. Такой подросток просматривает массу партий и быстро поглощает информацию, но это ещё не значит, что он понимает всё, что проглотил.
Не будем забывать и тот факт, что многое из того, что изучают эти дети сейчас, было открыто Фишером – не обязательно потому, что он первый изобрёл что-то, скорее – потому что он внедрил это в практику. Многие технические идеи, не только дебютные, но и миттельшпильные.
Шахматы стремительно молодеют. 50-60 лет назад пик игры шахматиста наступал в 35-40 лет, вот почему я был самым юным чемпионом в 22 года. Нынешнему первому номеру, Магнусу Карлсену, исполнится всего 20 в конце этого месяца. Шахматы становятся моложе, юные шахматисты быстро становятся чрезвычайно сильными игроками, но, вероятно, их подход к шахматам в целом менее капитален. Это естественно. Я не думаю, что если вы взглянете куда-то ещё, то не заметите тот же самый феномен.
Я знаю, что после своего ухода из шахмат в 2005-м году вы заинтересовались политикой…
Я не американский гражданин. Я живу в России, а в России мы стараемся не выиграть выборы, а добиться их проведения.
(смех)
(Далее Гарри Кимович долго излагает свои взгляды на политическую ситуацию в России. Следует обмен несколькими репликами о политике между присутствующими… - Adelante)
Я видел ваше прошлогоднее интервью о работе с Магнусом Карлсеном и там было вскользь упомянуто о той самодисциплине, которая требуется для конкуренции на высшем уровне. Было бы очень интересно, если бы вы, наставник такого ученика, остановились немного на том, как вы доносили до него необходимость концентрации и целеустремлённости.
Я бы чрезвычайно осторожно использовал слова «инструктаж студента» если говорить о моих взаимоотношениях с Магнусом. Всё, что я делал, и от чего получал немало удовольствия – это помогал ему понять, как изучать шахматы. Одна из уникальнейших вещей, которые я почерпнул у Ботвинника - это ценность принадлежности к советской шахматной школе, где опыт передавался от поколения к поколению. Раньше Магнус (я уже говорил сегодня об этом феномене) узнавал массу вещей за несколько минут кликанья мышкой. Теперь же у него проснулась жажда к изучению шахматной игры тем путём, которым прошёл в своё время и я. Я думаю, что это было чрезвычайно полезно, поскольку позволило ему расширить его горизонты.
Ещё мне очень помогало в работе то, что его шахматный стиль, его природный талант весьма отличен от моего и похож скорее на карповский. Он очень спокойный позиционный шахматист с хорошей, феноменальной способностью раскладывать любую позицию «по полочкам». Поэтому он смог научиться делать в шахматах что-то ещё помимо того, что умел ранее. Это была хорошая дополнительная прибавка к его шахматному образованию. Поэтому я счастлив видеть, что моя работа дала такие впечатляющие результаты.
Вопрос о партиях, той, которую вы играли против «всего мира» и тех, которые недавно играл Магнус Карлсен (1 и 2 партии - Adelante). В этих партиях с игровой точки зрения действия «мира» были весьма неоднозначны. Можете ли вы сказать что-нибудь об этом или подробнее остановиться на том, почему такое могло случиться?
Если говорить об этих партиях, особенно той, что играл Магнус, то речь не идёт о некой «всеохватности» мнений. Количество мнений никак не означает высокого качества принятия решений. Когда Магнус играл против «всего мира», то было три гроссмейстера, довольно сильных гроссмейстера, но всё же более слабых ,чем Магнус, предлагавших ходы. И вовлечение этих шахматистов в процесс ничуть не улучшило качество принимаемых решений.
Когда играл я, то у нас было не две минуты на ход, а два дня; сама же партия была одной из лучших когда-либо сыгранных. Была группа сильных шахматистов, которые создали довольно мощный алгоритм принятия решений, используя компьютеры, « поднимали» благодаря этому лучшие ходы. Партия была просто феноменальной, я просто не понимаю, как они могли совершить такую грубую ошибку в самом конце. Партия, конечно, должна была завершиться вничью, а качество игры в ней было очень-очень высоким.
Суть вопроса, который я хотел бы задать: если компьютер может победить человека, то мне кажется, что шахматная игра носит детерминистический характер (так в тексте – Adelante). Никаких шансов, никакой свободы воли. Считаете ли вы, что ваш ум работает таким же образом. Считаете ли вы, что…
Наверно, количество всех возможных ходов было плохим примером. Смотрите. Компьютер решил сначала все четырёхфигурные позиции, затем – все пятифигурные, потом все шестифигурные. Сейчас они взялись за семифигурные позиции. Я не уверен, что решение этих позиций произойдёт скоро. Может быть, вообще ограничатся восьмифигурными позициями, потому что если смотреть цифры, возникающие при постановке таких задач, то они растут экспоненциально.
Шахматная игра, по сути своей - 32-хфигурный эндшпиль. Вот почему шахматы вряд ли будут решены. Даже теоретически.
Главная проблема, с которой сталкивается даже сильнейший шахматист играя с компьютером – разный уровень сопротивления. Допустим, два шахматиста играют партию. Я получаю отличную позицию и очень часто это само по себе начинает сказываться в мою пользу, потому что из-за этого воля противника слабеет. Плюс, мы в шахматах говорим, что ошибки ходят парами, то есть чем больше давление, тем больше ошибок.
Поэтому выигрыш партии у человека не требует столько усилий, сколько победа над компьютером. Потому что компьютеру всё равно, хорошая у него позиция или плохая. Когда вы играете с машиной, то должны быть уверены, что все ваши ходы, буквально все, будут идеальны. А в шахматах так не бывает. Если посмотреть на лучшие партии, которые я сыграл с Карповым или Крамник против Ананда, то, будьте уверены, вы найдёте множество даже не ошибок, а «неточностей». Неточность – это что-то вроде маленькой ошибки, естественная часть любого процесса принятия решений; против машины это самоубийственно. Потому что малейшая неточность может уничтожить результаты нескольких часов тяжёлой работы за доской.
Не считаете ли вы, что эти ошибки также предопределены нашим разумом? Что они базируются на каком-то решении, принятом ранее, или опыте, или…
Да нет же. Это ошибки, которые могут быть вызваны чем угодно в любой момент! Вы можете быть уставшим. Ваш разум может быть слеп в любой момент потому что у вас могут быть семейные проблемы или случился крах на фондовой бирже, что угодно может случиться. То есть у вас всегда куча проблем и есть фундаментальная проблема концентрации.
И чем дольше матч машины с человеком продолжается, тем больше у машины шансов на победу, потому что компьютер играет достаточно ровно всё время, а качество игры человека постоянно колебается. Я считаю, что то единственное, что нам нужно выяснить – это победит ли лучший шахматист в мире на пике своего потенциала лучший компьютер. И если человек выиграет одну партию – этого достаточно. Потому что нам больше ничего не нужно, не нужно длинное соревнование, чтобы доказать, что мы лучше.
(следующий вопрос был про Ходорковского и ГК опять пустился в длинные рассуждения о жестокости путинского режима - Adelante)
Вы написали книгу «Шахматы как модель жизни». Насколько конструктивно говорить о жизни, как об игре? И если да, то можете ли вы раскрыть свой секрет победы в этой игре?
(смех)
Я победитель в жизненной игре? Вау…
(смех)
Я имел в виду: можете ли вы подсказать, как добиваться успеха в иных (помимо шахмат) областях жизни?
Я писал книгу с целью начать диалог с человеком, который желает улучшить эффективность принятия своих решений. Я никогда не любил давать какие-то универсальные советы. Все мы разные, все мы по-своему уникальны и то, что работает для меня может не работать для вас. Поэтому так важно разобраться для начала с нашими сильными и слабыми сторонами. Только после этого вы можете определить свою собственную формулу, которая может не работать для меня.
Знаете, когда люди начинают заниматься самоанализом, то часто расстраиваются и говорят «О, я слишком, заносчив» или «Я слишком осторожен». От этого никакого толку. Вы можете быть очень хороши в атаке, можете быть великолепные в защите. В конце концов вы должны осознать, в чём вы хороши, а в чём – нет. Теннисист с сильной подачей и теннисист, сильный в защите – оба могут занимать первую позицию в рейтинг-листе. Очень важно сначала заглянуть внутрь себя. Вот в чём заключается мой совет.
А когда кто-то из знаменитостей даёт большому количеству людей некие универсальные советы – я не думаю, что это хорошо, потому что все мы, повторюсь, разные. И без осознания того, что находится внутри нас мы не придём к правильной формуле принятия решений. Может быть это и не решит всех проблем в итоге, но я считаю, что это даст нам многое, чтобы что-то изменить.
Думаю, что почти все мы не добиваемся тех результатов, которых могли бы; в каждом из нас заложен огромный потенциал, который не реализуется на практике только потому что мы боимся совершать ошибки. Здесь мы снова возвращаемся к вопросу о смелости и современной культуре: я не думаю, что в наши дни Магеллан или Колумб смогли бы получить инвестиции под свои рискованные проекты.
(смех)
Очень важно понимать это. Я имею в виду, что нельзя в наши дни рассчитывать, например, на прирост более чем 10% годового дохода без риска. Это отдельная большая тема. В противном случае мы оказываемся в мире Берни Мейдоффа (основатель крупнейшей "финансовой пирамиды" в истории – Adelante). Поэтому надо рисковать. Нужно осознавать, что риск и ошибки неизбежны для тех, кто хочет преуспеть.
Я работаю сейчас над ещё одной книгой вместе с моими друзьями – Петером Тилем и Максом Левчиным. Её ориентировочное название – «Мир фальшивых ценностей» и в ней мы обсуждаем технологическую стагнацию наших дней. Это всё очень тесно связано с самодовольством и враждебностью к риску со стороны современной культуры. Я привык рисковать, делал это всю мою жизнь и верю что это может помочь нам двигаться дальше вперёд.
Поблагодарим Гарри за то, что он к нам пришёл.
Спасибо.
(аплодисменты)
